Шпоры
АНДРЕЙ Степанович, запыхавшись, подходил к стеклянным дверям Думы. Решительным махом распахнул дверь. Депутация одевалась, швейцар из-за барьера подавал пальто. Две керосиновые лампы стояли на барьере — тускло поблескивал хрусталь на электрической люстре, и тускло шуршали голоса.
— А мы думали, — услышал сдавленный шепот Андрей Степанович.
— Так идем! — громко на весь вестибюль сказал Тиктин, как скомандовал, он держал еще ручку двери. Глянули швейцар на голос — на вытянутых руках пальто. Городской голова вздернул толстые плечи и голову набок.
— Все, кажется? — сказал он осторожным голосом, как будто спали в соседней комнате или стоял покойник. — Все пятнадцать? — оглядывал полутемный вестибюль голова.
— Не рано? Ведь тут через площадь всего, — спросил тугим голосом серый старик в очках и сейчас же достал платок, стал сморкаться старательно. Многие полезли за часами, подносили к лампам.
— Я предлагаю, — общественным голосом начал Тиктин, но в это время часы на Думе ударили железным стуком.
— Неудобно опаздывать, господа, — упрекающим тоном сказал голова, легким говором, будто шли с визитом.
— Идем! — ударил голосом Тиктин и рванул дверь.
Он шагал впереди. Городской голова, семеня, нагнал его.
— Мы тут посовещались, — он наклонился к самому уху Тиктина, — вас тут все ждали, говорить постановили мне
Андрей Степанович мрачно и решительно кивнул головой.
— Формулировку и кратко вполне, — продолжал голова и заглянул в лицо Тиктину, — кратко, но с достоинством и твердо.
— Ну, формулировка, формулировка? — и Андрей Степанович шагал все быстрее.
— Разойдитесь, господа, — вдруг услыхал он сзади.
Городской голова круто повернулся и бегом поспешил назад. Андрей Степанович остановился, глядел вслед. Он разглядел около темной кучки гласных серую шинель. Медленно ступая, Тиктин приближался на гомон голосов.
— А все равно, куда угодно, что за хождения… толпой! — кричал квартальный.
— Я городской голова.
И городской голова быстро расстегивал пальто, откуда засветлела цепь.
— А я еще раз прошу, — крикнул квартальный в лицо голове, — не вмешивайтесь в распоряжения полиции.
— Ваша фамилия! — крикнул Тиктин и вплотную надвинулся на квартального. В темноте вблизи Тиктин узнал — тот самый, что обыскивал, и Тиктин нахмуренными глазами уперся ему в лицо.
— Никаких фамилий, а разойдись по два! — квартальный обернулся к кучке гласных. — Проходи по два!
Трое городовых напирали, разделяли, выставляли черные твердые рукава.
— Сполняйте распоряженье, — говорил городовой, оттирал Андрея Степановича, — а то усех в участок.
— Господа, надо подчиниться, — громко сказал голова. — Раз такой порядок…
Уже три пары спешно шагали через площадь. На той стороне через дождь ярко светили двери дворца командующего войсками. Городской голова подхватил под руку Андрея Степановича.
— Фамилию ему надо, — услыхал вдогонку Андрей Степанович, — на дуель, что ли, вызвать.
Андрей Степанович резко повернулся; городской голова что есть силы прижал его руку, тянул вперед.
— Да бросьте, бросьте!
— Болван! — крикнул Тиктин на всю площадь. Спешные шаги послышались из темноты. Тиктин упирался, но городской голова почти бегом тащил его через площадь. Вот два часовых у будок, жандарм распахнул дверь. Короткий свисток остался за дверью.
Канделябры горели полным светом. Белая лестница упиралась в огромное зеркало и расходилась тонно на два марша, как руки в пригласительном жесте.
Старик-лакей в ливрейном фраке стоял перед зеркалом и беглым взглядом смотрел сверху на сюртуки.
— Доложить, что из городской Думы! — произнес вверх жандарм.
Лакей, не спеша, повернулся. Гласные оправляли сюртуки, лазили в карманы и ничего не вынимали. Как будто пробуя походку, подходили боком к зеркалу, проводили по волосам. Андрей Степанович смело шагал из конца в конец по мраморным плиткам, он глядел в пол, сосредоточенно нахмурясь.
Так прошло пять минут.
Старик уж перестал протирать платком очки. Он последний раз, прищурясь, просмотрел стекла на свет. Лакей не возвращался.
— А как же, голубчик, у вас электричество? — вполголоса спросил жандарма голова.
Жандарм шептал, никто не слышал ответа, городской голова одобрительно кивал головой.
— Ого, ну да, своя военная станция, резонно, резонно. Гласные потихоньку обступили городского голову.
— Ну да, — слышно говорил голова, — совершенно самостоятельная станция.
Андрей Степанович вдруг остановился среди вестибюля, вынул часы и кинул лицом, где стоял голова.
Голова поднял плечи.
— Я думаю, — громко сказал Тиктин, — можно послать справиться. Может быть, мы напрасно ждем, — и Тиктин стукнул оборотом руки по часам.
— Просят! — сказал сверху старик, сказал так, как выкликают номер. Никто сразу не понял. Гласные стали осторожно подыматься по лестнице. Лакей жестом указал направо
Растянутой группой стали гласные в зале. Три лампы в люстре слабо освещали высокие стены и военные портреты в широком золоте. Городской голова поправил на груди цепь, кашлянул, готовил голос. Скорбное, серьезное лицо голова установил в дверь; оттуда ждали выхода. Все молчали. И вдруг насторожились на легкий звон: шпоры! Звон приближался. Депутаты задвигались — смотрели на дверь. Молодой офицер сделал два легких шага по паркету и шаркнул, кивнул корпусом, улыбнулся:
— Его высокопревосходительство просил вас минутку подождать, господа. — Он обвел улыбкой гласных и прошел через залу вон. — Присядьте, — кивнул он вполоборота с порога. Никто не шевелился. Шпоры растаяли. Стал слышен за окнами простой уличный треск пролеток из-за высоких белых штор.
— Я предлагаю… — тихо, но твердо сказал Тиктин, все опасливо оглянулись в его сторону, — через пять минут всем уйти отсюда. Сейчас без пяти минут семь. — И слышно было, как брякнули ногти по стеклу циферблата.
— Во всяком случае я ухожу отсюда ровно через пять…
Но в этот момент твердые каблуки стали слышны с тупым звяком шпор. И в тот же миг деловой походкой вошел генерал. Он смотрел с высокого роста, чуть закинув голову.
Его еще не успели рассмотреть.
— Генерал Миллер. Чем могу служить? — уж сказал, будто хлопнул ладонью, генерал. Он стоял, отставив ногу, как будто спешил дальше. — Ну-с! — и он чуть вздернул седыми усами.
Голова сделал шаг вперед:
— Ваше высокопревосходительство! Генерал глядел нетерпеливым лицом.
— Мы все, городская Дума, были глубоко потрясены событием, то есть случаем, имевшим место перед университетом…
— Это со студентами? — нетерпеливо перебил генерал, чуть дернул лицом вперед.
— Да! — всем воздухом выдохнул голова и поднял голову. — Мы…
— А вы бы лучше, — перебил генерал, — чем вот отнимать у меня время на представления разные, вот этак бы всей гурьбой пошли б к вашим студентам, да их бы вот убедили депутацией вашей, — и генерал провел ладонью, как срезал всех, — депутацией вашей! Не устраивать стада на улицах и не орать всякой пошлости! А заниматься своим делом! Честь имею кланяться! И генерал, не кивнув, повернулся и вышел, топая по паркету, и брякали шпоры, будто он шел по железу.